Прощальный поцелуй Роксоланы. «Не надо рая!» - Страница 32

Каролина и Сулейман обсуждали подробности пути в Эдирне и то, как хорошо там охотиться.

– Я прерву вашу беседу. Повелитель, вы позволите сказать мне кое-что очень важное?

– Это действительно важно?

– Да, мой султан, тем более касается вашей гостьи и вас.

– Говори. – В голосе Сулеймана звучала тревога, он не мог не заметить волнение Роксоланы.

– Вы по-прежнему не желаете становиться наложницей шехзаде, Каролина? – Роксолана назвала девушку ее европейским именем, даже подчеркнула его.

– Наложницей шехзаде? – приподняла четко очерченную бровь красавица. Но бровь тут же опустилась, а на лице появилось выражение ужаса, потому что Роксолана добавила:

– Каролина Венье…

Лицо красавицы просто вытянулось, глаза широко раскрылись, она едва дышала. Султан в недоумении переводил взгляд с жены на возлюбленную, но вопрос задать не успел, Роксолана продолжила сама:

– Повелитель, у императора Карла три дочери, одна из которых незаконнорожденная – это Маргарита Пармская, она вам известна. И один незаконнорожденный сын, рожденный Барбарой Бломберг всего десять лет назад. Барбара живет в Регенсбурге, она замужем и имеет еще шестерых детей от своего мужа, беременна седьмым, но слыхом не слыхивала о «дочери короля». Кстати, ей всего двадцать восемь лет, так что быть вашей матерью, Каролина, она никак не может.

Роксолана стояла, возвышаясь и над женщиной, которая схватилась за горло от потрясения, и над Сулейманом, который сидел, молча слушая супругу.

– А вы… мне рассказать, кто вы на самом деле?

– Нет!

– Рассказать! – приказал султан.

– Каролина Венье – известная римская проститутка, которая, чтобы не попасть на костер инквизиции при нынешнем Папе Пии IV, согласилась стать шпионкой в Стамбуле. Думаю, их целью все же был шехзаде Селим, он наследник и будущий султан, но столкнувшись с Нурбану и поняв, что та легко свои позиции не сдаст, а при случае может и выяснить, кто вы есть на самом деле, Каролина, вы избрали другой объект применения своих чар. Кстати, ей, – Роксолана кивнула на женщину, мгновенно потерявшую весь свой блеск и живость, – не двадцать, а двадцать четыре года, четыре из которых она провела в борделе, а еще два изучала турецкий. Каролина говорит по-турецки и все понимает. Я заметила это давно, еще до своего отъезда, но не имела доказательств ее лжи.

Сулейман наконец смог произнести хоть слово:

– Взять ее!

– Повелитель, пощадите! Я несчастная женщина, которую вынудили! Меня заставили! Умоляю, оставьте мне жизнь! – Женщина билась в сильных руках дильсизов.

– Повелитель, не казните сразу, нужно узнать, кто ее прислал. – Роксолана произнесла это на фарси, султан только кивнул.

– Запереть в комнате и не спускать глаз. Если упустите, шкуру спущу живьем!

Когда Каролину увели, повисло тяжелое молчание, Роксолана ждала решения своей участи, понимая, что теперь Сулейман просто возненавидит ее. Но было уже все равно, внутри болело так сильно, что думать ни о чем, кроме этой всепоглощающей боли, не могла. Глаза застилал туман…

Тем не менее она не могла уйти без его разрешения. Опустилась на подушки дивана, чтобы не упасть, и сидела, стараясь дышать глубже и спокойней, как советовал Хамон.

– Откуда у вас эти сведения?

– Мне их предоставил человек, которому вы безраздельно доверяете, он помогал вам скрывать вашу тайну довольно долго.

– А Хамон откуда знает?

– Я попросила разузнать все об этой дочери императора. В первый же день заметила, что она понимает турецкий, а значит, лжет. Простите, Повелитель, можно мне уйти к себе, я плохо себя чувствую?

– Да, конечно, иди.

С трудом вышла из кешка и добрела до Чичек, которая привела султаншу в ее покои. Чтобы заглушить невыносимую боль, пришлось выпить настойку опия.

Очнулась нескоро, но стоило открыть глаза, как пришел главный евнух:

– Султанша, Повелитель приказал, чтобы вы уезжали лечиться немедленно.

Едва успела подумать, что уже поздно, как Аббас добавил:

– А эта женщина… она шпионка Папы Римского. И прислали ее против вас, не против шехзаде Селима.

– Ей удалось… – с трудом прошептала Роксолана.

Евнух ахнул:

– Это она вас отравила?!

– Разве обязательно травить человека, чтобы уничтожить его? Завтра выезжаем, распорядись, чтобы собрали вещи. Как в прошлый раз. И позови Чичек.

Снова каретная тряска – как ни старались служанки, как ни выстилали перинами внутренности кареты, все равно трясло, было невыносимо больно, накатывала дурнота.

В Эскишехире встретил Заки-эфенди: не выговаривал, не укорял, просто чем-то поил – видно, опиумной настойкой, потому что ничего не чувствовала, словно проваливаясь в небытие, потом давал какие-то отвары, ворчал, требовал от служанок быть внимательней, снова поил…

Пришла в себя нескоро, у ее постели привычно суетились Чичек и Муфиде, в стороне сидел, опустив голову, Заки-эфенди.

– Госпожа проснулась! – подала голос Чичек.

Лекарь поспешил к султанше:

– Госпожа, как вы себя чувствуете?

Она едва заметно улыбнулась:

– Еще не поняла, но, кажется, жива.

– Боль не стихла?

Роксолана прислушалась к своим внутренностям. Конечно, было больно, но не невыносимо, кивнула:

– Утихла.

– Не шевелитесь, вам нужно лежать тихонько и пить отвары. Я боялся, что мы не справимся…

– Что со мной?

– Вы слишком много переживали, от этого внутри вашего желудка образовалась ранка, которая могла разъесть внутренности и истечь кровью. Но Аллах милостив, кажется, обошлось. Теперь нужно залечить эту рану отварами и настоями, чтобы она не кровоточила. И беречься.